Радастея

— Срочно бирюзовую ванну, — еле слышно прошептал Санрэй.

К нему устремились световоды, направленные принимающими из Экспедиций. Бережно подняв светящийся скафандр, перенесли в бирюзовую ванну. Восстановление сил происходило постепенно, поэтапно. С ним можно было общаться на уровне информополя. Светвсела, перемещаясь солитонным манером, заняла позицию возле ванны в зоне досягаемости. Контакт продолжался сгустководами:

— Будь любезен, сообщи, почему ты себя доводишь до такого измождения и постоянно путешествуешь в человечество? Собранного тобой количества опытов более чем достаточно для анализа данного вида кубического разума. Конусы, принесённые тобой, занимают в хранилище один из максимальных объёмов.

— Мне интересно исследовать их страдания. Мозг во время страдания выделяет огненные всполохи, очень похожие на перья.

— Надеюсь, они бесцветные?

— Отнюдь! У них есть золотая окраска, или серебряная, или медная. Человечество любит украшать себя и свои жилища этим цветом.

— А почему ты до сих пор нам не принёс огненные перья, если это так важно и интересно?

— Я сейчас работаю над оболочкой, в которой можно их принести. Как правило, они растворяются в окружающей среде много быстрее, чем я их захватываю своим конусом.

— А они об этих перьях что-нибудь знают?

— Сомневаюсь. Они их называют «совесть», «стыд», «мука». Иногда говорят: «Муки совести — самые страшные муки». Способные страдать не видят плод своих страданий. А не способные, вынуждающие страдать, заинтересованы только в первичной трещине.

Субстанция Санрэя восстановилась, голос, бодрый и звонкий, произнёс:

— Вас, правда, интересуют мои наработки в этом маленьком, слабом, непривлекательном виде разума?

Светвсела широко улыбнулась:

— Нас больше ты интересуешь. А если тебе это интересно, то мы готовы поучаствовать и помочь создать уловители огненных перьев, о которых ты рассказал достаточно романтично и увлекательно. И потом, помнишь, кто тебе постоянно готовит амарантовую ванну и вымачивает твой скафандр для посещения кубического вида ра-зума?

— Да, конечно. Это Зирати.

— Ты её никогда не спрашивал, почему она этим занимается и ей удаётся создать запас прочности для твоих посещений?

Низ состояния Санрэя менялся от спирали, в которой он перемещался, как на пружинке, до стабилизирующего конуса-присоски:

— Я сбрасывал скафандр или, точнее, то, что от него осталось, и убегал в хранилище размещать добытое. А когда снова намеревался идти в Экспедицию в человечество, скафандр был всегда готов. Поэтому я, скорее, знаком только с именем, чем с действиями.

— Я рада, что поменяла направление твоих мыслей, и, наверно, ты с удовольствием пойдёшь и понаблюдаешь процесс подготовки. Можешь это сделать невидимо.

— Может, мне его просто отснять на плёнку, а затем отсмотреть?

— Но что ты, дорогой! Похоже, ты очень переобщался с жителями разума страдания. Живое наблюдение всегда много интереснее плёночного пересмотра. Это у них, насколько мне известно, память слабо развита, мозг не успевает фиксировать всё происходящее детально. Для этого им необходима система дополнительного наблюдения. А у нас как раз всё наоборот: любая плёнка заужает. Память захватывает широчайший аспект и способна осуществлять детализацию и укрупнение через срезы знания внутри твоего мозгового состояния.

Санрэй превратился в жемчужину, включил конус стабилизации, остался наблюдать. Лёгкая вертикальная страничка бережно подняла остатки сброшенного скафандра, удалилась в свою лабораторию, захватив жемчужинку.

Санрэй старался ничего не пропустить из действий, слов, движений, мыслей Зирати. Он одномоментно фиксировал энергополе, информополе, поле памяти, поле знания. Вся полевая структура материи превратилась в единый блок внимания.

Ничего не подозревающая Зирати прижала скафандр к своему пульсирующему началу. По опыту пребывания в человечестве он мог это назвать сердцем. Но в месте, где он находился сейчас, сердец как таковых не существовало, поскольку не было необходимости прогонять густую жидкость через тела. Через световоды всё происходило гораздо мягче. Набор и дальнейшее проталкивание по мелким сосудам заменились очень органичным встраиванием: многомерный, лёгкий полевой обмен без усилий.

Все существа, декларирующие себя как оболочечно-обменная форма создавали устойчивую взаимосвязь друг с другом. Параметры плотности варьировались и перебрасывались от сгустка к сгустку. Каждый занимал место на своих световодах для движения и перемещения, стабилизации разных форм жизненной фиксации.

Вдруг Зирати превратилась в фонтан. Световые струйки закапали на скафандр, превращая его в амарантовое свечение, залечивали все раны. Лоскутки прирастали, всё становилось ровным.

Санрэй ощутил вибрацию страдания: никогда бы не подумал, что среди них существует кто-то, хранящий опыт, добываемый им для лаборатории:

— Как же она здесь оказалась? Или она её модулирует и моделирует? А может быть, она интересовалась моими опытами и из моей лаборатории взяла конус?

Вопросов оказалось больше, чем ответов.

Скафандр сиял новизной, исключительным ароматом Экспедиционного обаяния. Струйки исчезли. Зирати засверкала своим обычным изяществом форм настроений. Вибрации счастья пронзили её основу. Санрэю стало понятно: в мире Экспедиций существуют остронуждающиеся в его опытах.

— Беру два часа на обдумывание и приглашаю всех в свой лабораторный отсек. Буду знакомить с золотыми, серебряными и медными перьями.

Жемчужинка завращалась волчком, расслоились горизонты. Он напоминал два сложенных крыла: одно направлено вверх, другое — вниз, присобранные на одной оси.

— Передам импульсы на встречу по всему Экспедиционному миру. Интересно, а много ли тех, кто вместе со мной посещает разум страдания?

Светвсела антенками фиксировала его состояние, удовлетворённо заявила:

— Идёт многомерное расширение интереса к опытам других живых носителей. Он готов к возможности обмена. Роскошное состояние.