Притворимся - всё окей

Десятилетний мальчик возвращается из школы с разбитой губой и мертвым воробьем, умело спрятанным среди учебников, в рюкзаке с прорезанным боковым карманом. Идёт, чуть прихрамывая на левую ногу, и растирает занемевшие руки. И ведь совсем забыл взять перчатки, теперь вот отдувайся.

Перед тем, как постучать в дверь квартиры, где уже, казалось бы, известно всё, кроме секретов взрослых, о которых те расскажут только тогда, когда исполнится восемнадцать ему и его младшему брату, мирно посапывающему в кроватке, он думает, а не прогуляться ли немного в соседнем дворе, ведь последний урок отменили (наконец-то заболела эта противная математичка! а то вечно на всех ворчит и даёт горы упражнений, зараза) и можно наконец получить заслуженную порцию свежего воздуха после нудного сидения в четырех стенах, где монотонные голоса вбивают тебе в голову всякие совершенно не нужные знания. Но на кухне уже звенят ложки и слышен женский крик. Наверно, мама опять грызется с кем-то, спокойной её редко увидишь. Сейчас ей попадаться на глаза не хочется, а то обязательно и на тебе всю свою обиду сорвет, но рука уже с силой нажимает на звонок и дверь тут же открывается. Мальчик заходит и снимает куртку, в которой, как он считает, он больше похож на раздутый шар, чем на человека. Папа даже не выходит из гостиной.

Когда родители наконец-таки спустя пару дней интересуются, что случилось тогда с их сыном, тот врёт, что неудачно поскользнулся и упал с лестницы в коридоре. На самом деле он защищал свою одноклассницу, когда пацаны из шестого класса обижали её - дергали за волосы и заставляли съесть кусок земли, под которым она в школьном саду похоронила воробья, попавшего под колеса мчащейся машины. Он из личных побуждений решил помочь девочке, но те двое решили вставить ему мозги по-своему и немного "приукрасили рожу", как они тогда сказали. И в качестве бонуса испортили боковой карман перочинным ножиком и подбросили воробья для устрашения и "чтоб не лез, куда не надо". Мертвая птица обнаружится потом, спустя неделю после инцидента. Конечно, после пойдут долгие расспросы и выяснения, что действительно произошло, папа будет, как всегда, сидеть в другой комнате за просмотром очередного футбольного матча и делать вид, что это его не касается, а мама прольет целое ведро слез, покричит, поругает сына и успокоится. А мальчик тоже заплачет, но не при маме, - нельзя расстраивать маму, нельзя, ты же мужчина! - закроется у себя в комнате и будет ругать себя за такую оплошность.

И даже в коротком сне, пока мама накрывает на стол, ругает отца за то, что тот ни черта не помогает, разбивает две тарелки об пол в переизбытке чувств, он будет видеть, как люди, столпившиеся около него, наперебой заговорят, что все это неправильно и совсем скоро будет новый, лучший мир. Они говорят много, тихо, громко, очень громко и оглушительно громко о том, что почему-то не будет зеркал и нельзя будет ходить в театр, все будут есть консервированную пищу и носить одинаковую одежду. Кровь со стремительной скоростью прильет к вискам, участится сердцебиение и из горла вырвется заглушенный голосами толпы истошный вопль:

- Я не хочу так!

А вечером вся семья соберется за столом и в девять часов взрослые крепко заснут. На утро все будут притворяться, что все хорошо. Родители вскоре привыкнут к такому, ведь это будет уже в порядке вещей, но мальчик никогда не будет с этим согласен, даже когда вырастет.

***

И сидит, сидит зловещий Ворон чёрный, Ворон вещий

С бюста бледного Паллады не умчится никуда.

Он глядит, уединённый, точно Демон полусонный,

Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда.

И душа моя из тени, что волнуется всегда,

Не восстанет - никогда!

На последних словах мальчик хватается левой рукой за голову, изображая безумца, и еле дыша сползает с мягкого кресла в гостиной на пол. Из правой руки выпадает толстая книга в толстом тёмном переплете с монограммой писателя. Спустя пару минут его дыхание восстанавливается, но одно воспоминание о прочитанном снова бросает его в дрожь.

Наутро он заметит, что все как-то странно спокойно общаются между собой. Родители, соседи, незнакомые люди, друзья, приятели - всех как будто... подменили, что ли. Все такие вежливые, правильные, а лица - словно копии старинных кукол: распахнутые глаза и милая улыбочка до ушей. Хотя внутри все готовы облить друг друга грязью и назвать последними мразями и суками.

И сотни людей привыкнут притворяться и скрывать свои чувства, похоронив их глубоко под своими уже будто застывающими сердцами и постепенно, даже сами не осознавая, станут похожи на роботов, выполняющих рутинную работу и на автомате отвечающих на поставленные вопросы. Младшее и старшее поколение, работники всех профессий и оказавшиеся на улице с протянутыми руками ради пары монет - все они теперь одинаково видят мир и поступают по единому образцу.

Мальчик не раз спрашивает, почему люди стали такими, родители постоянно отвечают: "Тебе еще рано о таком думать. Станешь взрослым - поймешь". А когда он не может молчать и высказывает свое мнение, мама спокойно вздыхает, набирает нужный номер и на том конце провода слышат ее безразличный голос:

- Он не согласен.

Когда в последний раз он увидит собственное отражение в зеркале, он не запомнит, какого цвета у него глаза и почему остался шрам на левой руке от пореза кухонным ножом, потому что зеркало разобьют люди в защитных костюмах. Осколки выбросят в специальный ящик, а полноватый мужчина с неприятным запахом изо рта и привычкой постоянно поправлять галстук в двадцать первый раз напомнит, что с этого момента зеркала и любые отражающие материалы и поверхности официально запрещены.

Этот мир так бы и остался прежним, если бы тот мальчишка не решил сделать что-нибудь такое, что все бы перевернулось с ног на голову.

***

Этот эксперимент он со своими друзьями затеял ещё полтора года назад и теперь был необходим доброволец. Но и это оказалось не так-то просто, ведь не каждый человек по собственному желанию ляжет на операционный стол ради такого дела. Но пятнадцатилетняя девочка-попрошайка твёрдо для себя решила: лучше поскорей сдохнуть, будучи подопытным кроликом, чем снова терпеть побои от вечно всем и вся недовольной матери-алкоголички.

Когда все было сделано, она не могла поверить, что с этих пор она стала человеком-мотыльком. Ощущение свободы сопровождало её лишь первую неделю, на восьмой день клетка, в которую её посадил придурок учёный, пугала ее. На десятый день она сопротивлялась каждый раз, когда у неё брали кровь для каких-то анализов. А на двенадцатый день ей все это надоело до такой степени, что она решилась на поджог лаборатории и уничтожение всех данных, полученных при опытах над ней.

Молодой учёный не сразу почувствовал запах дыма из соседнего помещения, но все равно он бы уже ничего не мог спасти.

Он так и не привык просыпаться под скрежет и визг дабстепа и немногочисленные сообщения монотонного голоса из повсеместных громкоговорителей о новых единичных случаях сопротивления недавно установившемуся режиму и его незамедлительном подавлении. Спасибо за это надо говорить мистеру Гоулсону, нынешнему мэру города. Ведь именно этот засранец, начитавшись в детстве антиутопических историй в духе "1984" Оруэлла и проникнувшись ими до такой степени, что стал в буквальном смысле одержим идеей нового мира, сейчас со своими помощниками составляет новый план по усовершенствованию своей власти. Но, как известно, в любом, даже самом идеальном, плане всегда есть маленькие неточности, погрешности в виде секретных помещений, где молодое поколение, не желающее подчиняться установленным правилам, мечтает о революции и делает первые, пусть ещё несмелые, робкие шаги по её осуществлению.

В детстве мальчик всегда думал, что в зеркале, что висит в ванной, где из-под крана слабой струей льется ледяная вода, живёт его двойник, но не злой и мстительный, каким он себя тогда представлял. Его двойником был он же сам, только на пятнадцать дет старше, с отросшими до плеч волнистыми волосами, с сигаретой в зубах и гитарой наперевес. Он часто спрашивал двойника, а долго ли будет такой порядок в городе, на что тот отвечал ребёнку, что он сам решится изменить существующий порядок вещей.

Таким мальчишка и стал четырнадцать лет спустя.

***

- Надеюсь, все вы понимаете, зачем мы здесь собрались? - его уверенный голос раздавался эхом от стен подвала, где за сколоченном из старых деревяшек столом собралась около два десятка человек, таких же желающих жить не по правилам. Он окинул людей беглым взглядом - в основном среди протестующих молодежь, но есть и совсем дети. Одной девочке, застенчиво стоявшей немного в углу от всех с маленьким плюшевым медведем в руках, недавно исполнилось восемь лет. - Если это действительно так, то поздравляю вас - тех, кто решил идти против системы и показать остальным их истинное состояние. Ведь что мы сейчас наблюдаем? Серое небо над головой, серые здания и машины, серые люди, привыкшие молчать и говорить, что у них все в порядке. Да видели бы они себя в зеркало. Да и видели бы они там серые, скучные с застывшим выражением спокойствия. И внутри у них уже ничего не осталось. Поэтому предлагаю с завтрашнего дня каждый из вас вешает в наиболее людных местах маленькие зеркала. А я с моим верным другом, - он назвал слева от него парня по имени и приобнял его - перехватим главный радио-канал и будем делать своё дело. Ну что, готовы?

В ответ он услышал громкое троекратное "да".

***

Было всё: и долгие вглядывания в зеркала, и голос, призывающий жить, а не существовать, поиск и обезвреживание "преступной группировки", в результате которого никого не осталось в живых - их жизни прервал электрический стул. И когда его, последнего, "главаря", спросили, признаёт ли он свою вину, перед тем как сделать последний вдох, он произнёс:

- А не нас надо во всем этом обвинять.

Его сердце сразу же остановилось.