Бытовуха

Бывший большой милицейский начальник (ББМН) Николай Борисович Шармута пребывал в прекрасном расположении духа. Жизнь удалась. И, находясь на заслуженном отдыхе, который он заслужил самоотверженным трудом на благо Родины, бывший правоохранитель всё равно кипел неистощимой энергией. Энергия выливалась в сочинительство, которым он и занялся, выйдя на пенсию.

Начав карьеру рядовым постовым, он дослужился до генерала. О, сколько интересных событий сохранилось в его голове! Многолетняя служба пласт за пластом накладывала свои отложения на памяти. Время от времени, некоторые из них всплывали, отрываясь от монолита. Они-то и служили основой для творчества. Взяв компьютер, генерал вынимал их из головы и выкладывал на лист дисплея.

Творчество Николая Борисовича привлекло внимание его давнего знакомого, тоже отставника, возделывающего хлеба на детективной ниве. Он-то и печатал в своём журнале творения бывшего генерала, которые пользовались спросом, поскольку являлись одновременно и документальными и невероятными. А невероятными оттого, что ББМН за годы своей нелёгкой службы повидал такого...

Но сегодня Шармута решил попробовать себя в несколько ином жанре...

Он сидел на кухне своего особняка, утопая в обволакивающем кожаном кресле. За то, что НБ ловил мошенников, расхитителей и воров, Родина воздала ему с лихвой, подарив многомиллионные движимые и недвижимые наслаждения. Состояние душевного удовлетворения и комфорта – вот что решил описать генерал, принявший рюмочку абсента перед вкусной едой. Замахнулся он на классику...

Домработница Лидия готовила пищу: мелко шинковала какие-то ингредиенты для салата, гремела крышками от кастрюль, ложками, половниками, ножами, разделочными досками. Внучок Алёшка время от времени врывался в помещение, но завидев скучную для него обстановку, тут же удалялся с каким-нибудь выразительным криком, обозначавшим понятное лишь ему действие: полёт самолёта, стрельбу пистолета, работу мотора, разговор робота...

На полу разлёгся ротвейлер Гоша, время от времени исподлобья поглядывающий на хозяина преданными грустными глазами. У ног поварихи тёрся перекормленный кот Барс, неизвестно чего просящий. Умиротворяющая семейная обстановка, идиллия.

- Алло, Палыч!

- Да, слушаю.

- Смотри, какой рассказик накропал. Классика. Лови, пересылаю.

На другом конце провода бросили трубку, погрузившись в изучение нового творения. Затем раздался звонок уже в обратном направлении.

- Борисыч, хватит дурака валять...

Доверительные отношения позволяли друзьям особо не церемонится друг с другом, но в интонациях генеральского ответа всплыла обида.

- Это ещё почему?

- Закон жанра, старик. Он обязывает. Ты на классиков покусился. Это поле истоптано вдоль и поперёк. Ну, и лепота? Но кому это интересно, кроме тебя? Где интрига? Бытовуха, которую ты описываешь должна содержать элементы неожиданности. Ну, и шинкует твоя Лидка капусту? И что? Где те три сестры, которые с дядей Ваней валят вишнёвый лес? Где Базаров?

- Какой Базаров?

- Который базарит на философско-психологическую тему отцов и детей? Где любовный многогранник? Где мститель? Где скрывающийся под ширмой доброжелателя опереточный злодей, которого читатель уже давно просёк, а главные герои – всё никак...?

И собака твоя без Герасима скучает... Бытовуха, старик, удобоварима, таит в себе глубокий смысл, потому-то она и популярна во все времена.

- У меня бытовуха ассоциируется с несколько иным...

- Так вот и пиши об этом. Погорячее пиши. Неожиданностей добавь, интригу введи. И туда же самые волнующие эпизоды из своей практики. Ты ж писатель, выдумщик, а не жирующий ленивый сибарит. Напрягись.

- А если мне моё расслабленное состояние нравится?

- Народу твоё состояние не понравится. У него такого состояния нет... И ещё: там у тебя в описании обстановки кухни есть инструменты народных промыслов...

- Каких ещё промыслов?

- Ухват, прялка, коса, серп, топор. На стене ведь висят...

- И что из того?

- Закон жанра, брат. Слыхал, небось, про ружьё?

- Ружьё?

- Ружьё, которое висит на стене в начале, должно в конце выстрелить. А иначе, зачем оно там? Без патронов...

- Так ведь нельзя ж его с патронами... Вдруг внучок...

- Ничего не попишешь, дружище. Это незыблемое правило. Влез на чужую территорию - соблюдай законы. И запомни: под видимым благополучием кипят нешуточные страсти. Тебе ли этого не знать? Твори, выдумывай, пробуй. Про оружие не забудь! Это аксиома.

Короче: выдай мне настоящую бытовуху с философско-психологической подоплёкой и неожиданной индийско-мексиканской развязкой. И побольше экшена. Он ценится всегда и всеми.

- Бытовуха, как правило, с пьянством связана.

- Вот это уже горячее, ближе к народу, доступнее, веселее, актуальнее. Взгляни как бы со стороны. Как будто б не ты там, а драматический семейный персонаж. Не во всех же семьях счастье, как у тебя?

- Я постараюсь.

- Дерзай.

На следующее утро на электронную почту Палыча пришло письмо, содержавшее следующий рассказ.

 

Закон жанра

Домработница Лидия шинковала капусту. Она была зла и пьяна.

Вчерашняя встреча с любовником закончилась бессонной ночью, а

выпитое спиртное не способствовало работе. Ненавистный жирный

боров – хозяин особняка стоял, вернее – сидел над душой. Взяла б

вот этот острый нож и всадила б в толстую жопу. Наворовал, гад,

бабок у народа, коррупционер проклятый, а зарплату прибавить

жмотится. А тут ещё внучок этот подленький. Бывают же такие

противные дети. Впрочем, яблоки-то от яблонь...

На мушке пневматического пистолета внучка уже давно плясала

голова домработницы Лидии. Любимым развлечением избалованного

мальчика было терроризирование прислуги. Его ненавидели все, кроме

близких родственников. Ненавидели, а поделать ничего не могли. Вот и

зверствовал распоясавшийся засранец под надёжной «крышей» дедушки.

Выстрел застал голову женщины врасплох. Резко дёрнувшись, она

ощутила острую боль, добавившуюся к утренней. Помутившееся сознание

дало неправильное направление левой руке, которая ударила по ручке

сковородки с кипящим соусом. Разметавшиеся брызги соуса-напалма

поразили присутствующих в разной степени. Больше всего досталось псу,

который, завизжав от боли, тут же цапнул кота. Орущий кот, ища защиты,

прыгнул в сторону хозяина, намереваясь через кресло взобраться вверх по

шторе. На миг его острые когти вцепились в красную морду помещика.

Боль, добавленная к соусной, ввела последнего в состояние аффекта. В том

же состоянии уже пребывали все действующие лица за исключением внучка,

который от души хохотал над происходящим. Он стрелял издали, и был

недосягаем для первичных поражающих факторов. Увидев глумящегося

мальчика, лишенная разума Лидия схватила со стены ухват и бросилась

на него, пытаясь подцепить гада и посадить на газовую плиту. По дороге

её нога наступила на мечущегося по кухне добермана, а так как она была

быстра и проворна, то его укусом был удостоена хозяйская ляжка,

оказавшаяся ближе всех. Домработница добралась-таки до злого отпрыска

и посадила его верхом на горящую плиту. Негодяй, в первый раз получивший

адекватный отпор, заорал так, что поднял на уши челядь прилежащих

имений высокопоставленных воров. Его нечеловеческий крик указал

направление атаки пришедшему в бешенство хозяину. Сорвав косу, он

одним ловким движением снёс разламывающуюся от боли голову Лидии.

Вбежавший в комнату любовник домработницы – сторож-молдаванин,

поначалу, опешив от увиденного, застыл. Но через мгновение гнев и

отчаяние, овладевшие им, сорвали со стены топор и прялку. Он не оставил

выбора хозяину дома... Заряд крупной дроби, выпущенный из винчестера

буквально изрешетил тело несчастного.

Над полем боя не сгустилась тишина. Дико орал поджаренный мальчик,

плакал и причитал, осознав содеянное, главный убийца.

- А ведь я её любил. Ну, почему мы так жестоки? Где критерии добра и зла?

Почему обстоятельства сильнее нас, и гнев, а не разум решает исход?

Из глубокой философско-психологической депрессии его вывел звонок

наёмного рабочего, с которым договорились на утро.

- Хозяин, откуда начинать рубить твой старый вишнёвый сад?

- Он не мой. От прежних хозяев остался.

- Должно быть жалко им. Сажали, трудились.

- Их нет.

- Уехали?

- Умерли.

- Как!?

- Старые – спились, а молодые – порезали друг друга в бытовухе. Жизнь,

брат, идёт своим чередом. Всё течёт, всё изменяется. Время рождает новые

обстоятельства и... перспективы.

Конец

 

Телефон отставного генерала Шармуты заиграл «Севильского цирюльника». Жизнерадостный голос главного критика зазвучал без предисловий.

- Совсем другое дело.

- И для души и для тела?

- Таки так. Всё необходимое, насущное – в одном флаконе: и бытовуха, и психология, и философия. Только откуда ружьё-то взялось? В первоначальной версии его не было.

- Ты ж сам сказал...

- Это если оно вначале висит на видно месте.

- А если лежит в шкафу за креслом, то ему по законам жанра стрелять не положено?

- Ну...

- Это дело из архива девяносто девятого года. Ружьё не висело, а лежало. Но выстрелило так, что мама не горюй. Жизнь, Палыч, и законы жанра..., они..., как бы тебе сказать...?

- Да понял я, старик, понял. Не я ж эту лабуду выдумал...