Известь

То ли у него память была испорченная,

То ли еще какая-то там причина,

Но он постоянно включал чайник, даже когда тот был горячим.

Это Олег был или какой-то там Коля.

Это был директор там или кем себе он стать позволил.

Он копался в ноутбуках и прочих айппэдах,

Он был трудягой и никогда не говорил с ветром.

По утрам копался в собственной красивой машине.

По вечерам в истерике бился от новой щетины.

Утром терял жену, лежащую совсем рядом.

Утром искал собаку не на ощупь, а взглядом.

Терял тинэйджеров, которых оказалось двое.

Дочь мелкую заставлял прыгать прыжки при условии,

Что если выполнит она удачный такой прыжочек,

Он купит ей что она попросит. Хочу куклу и точка.

То ли он память стал терять, то ли манера такая.

Но он всегда держался онлайн позиции, листая

Интернет–страницы в свежий киберпонедельник

В надежде отыскать товары со скидкой и сделать дома ребрендинг.

Жены так и не было, хотя обед всегда слыл горячим.

Собака палку носила, но он бросал ей всегда мячик.

Дом строился, словно карточные штучки.

Зачем дом новый – непонятно, ведь ей старый, лучше.

Вода в чайнике вскипала уже третий раз за час.

Если б вода умела думать, она б шутила как Граучо Маркс.

Он бы интересовался баскетболом,

Да только кто это позволит?

Он бы интересовался стать воином,

Да только семья поймет это по-своему.

Он мог бы стать своевольным, чтобы это словно ни значило,

Он мог бы стать кем угодно, если б справился с задачей

Быть самим собой, не жить жизнь другой персоны.

Кем-то стать – дозволено. Быть собой? Да я шучу...

Он босс и кричит «Вы уволены!», но не может «Это не люблю».

В этом есть и юмор, и ночные слезы,

Вытираемые невидимой женой, лежащей рядом.

Как будто случай может все исправить.

Как смешно в это верить, думая о вечном в своей постели.

Руки онемели от кровопотери. От битья ладонью по коленьям.

Поколеньям известно, что будет все плохо повсеместно,

Если ты не на своем месте читаешь не своей жизни известия.

Даже просторы айпэда пестрят советами о том,

Как жизнь сделать более-менее счастливой перманентно.

Он догадался б до этого? Это просто как с утра омлет.

Но читать и делать – разное поприще. Большое, как волны

И хрустящее как овощ.

То ли память у него отказывает в его «не до сорок»,

То ли, как известь, он состоит из свободных пороков?

Сам он пока не знает или не хочет признаться,

Что два плюс два – четыре, шесть плюс шесть – двенадцать.

Он носил галстук на пузе, точнее галстук лежал там,

Как он теперь лежит, отдавшись волнам

Безрассудности, стандартности, горя и легкой радости,

Отождествляемый полной пустотой и отвратностью

Ко всему происходящему, потому что не по его игре

Эти кольца на руке и пеналы в рюкзаке.

Мы привыкли жить и ждать. Просто умирать от жажды

Непонятной нам самим, а нашим близким – и подавно.

Давно он это понял, но сделать шаг – сложнее бега.

Не умиляет это достоинств ни одного человека.

То ли память стала плохой, то ли и впрямь вода остыла,

Также как остывает судьба к тем, кто лишен своего мира.

Разве лист, скользящий по воле распутного потока,

Не похож на человека, не знающего где восход?

Упрямая вера в надежность завтра и подобно

Приводит к ударам по стенам, крикам, смерти постепенно.

Незабывчивая длань! Что ж ты, сука, делаешь?

Наученный однажды, он понял свое дело.

Но видно кому-то мало. Если он не может,

То вероятно нужно учить до самой смерти, будто так положено.

Чайник чертов сгорел, словно пересохший рассвет,

Словно мечты в голове, которых больше с каждым моментом.

Доигрался Коля или кто он там по имени.

Теперь, приятель, все необходимое за тридевять

Чертовых сказочных земель. Путь еще не засыпан.

Пилигримы укажут путь безо всякой молитвы.

Можно присмотреться и потом уже пускаться в тяжкие

И наглаживать обманутую татушку на ляжке.

Лишь бы ничего не всплыло, как мертвое тело,

Словно б ничего не всплыло, как бы ты ни хотел.

Вода мутная, вкусно байховым чаем испорчена.

Недопитый кофе, потому что работать надо срчно.

То ли память стала паршивой, словно фильмы русские,

То ли кто-то не менялся и потому стал лишним тут.