ГСВГ 3.

Мы сдаем вещмешки и шинели в каптерку, оставляем только зубные щетки, пасту и мыло. По два полотенца (для лица и для ног) заправлены за спинки коек. Капитан инструктирует нас насчет распорядка дня, уходит. Нас, «молодых» (в эту казарму попало человек двадцать), он оставляет на произвол местных сержантов. У нас тут же отбирают последние «цивильные» сигареты, авторучки. Делается все очень просто: нас строят в одну шеренгу (каждого напротив «своей» койки), командуют: «Содержимое карманов – к осмотру!» Мы, как ягнята, выполняем команду, как можем, быстро. Сержант проходит мимо табуреток, забирает все, что ему нравится: если на табуретке нет сигарет, обыскивает «молодого»

. После «осмотра» нам выдают «подшиву» - куски белой ткани, иголки и нитки у нас свои. Сопим, колемся иголками, как можем, подшиваемся. Сержант проверяет. У нескольких «бойцов» отрывает подворотнички, заставляет перешить. Остальным разрешает перекурить. Мы криво ухмыляемся – а что курить? Нам выдают на всех две пачки прелых сигарет «Охотничьи». На них стоит цена: 8 коп. В учебке потом мы их называли «Гибель комбата». Идем на улицу, в курилку. Моросит дождь, срывается снег. Через три минуты начинают стучать зубы. Возвращаемся в казарму. По телевизору показывают какой-то фильм (на немецком языке). Нам это в диковинку, хочется посмотреть. Но звучит команда «Подготовиться к отбою». Идем в «комнату для умывания». На всех дверях в казарме таблички: «канцелярия», «сушилка», «бытовая комната»

и т. д. В умывалке зеркала, пол покрыт кафелем (как в коридоре), чисто.

Отбой. С улицы доносится сигнал горниста, мы укладываемся, сложив вещи на табуретку в определенном порядке: гимнастерка, брюки, портянки, пилотка. Сапоги возле табурета. Телевизор нам смотреть не положено, смотрят только «дембеля». Кто-то из «молодых» получает в ухо за нарушение запрета. Кого-то поднимают – помогать дневальным. Прокручиваю в памяти события последних дней, мелькают картинки дороги с аэродрома, быстро засыпаю...

Просыпаюсь от крика дневального: «Рота, подъём!» Подскакиваю, быстро одеваюсь. Ноги болят, в трех местах уже лопнули водяные мозоли. Бегом строят на улице – на зарядку. Я не сбегал в туалет, а зря – поджимает. Роту останавливает дежурный офицер: «Молодых – в казарму!» Ура! Бегу в туалет. Нас строят «по ранжиру», оставляют десять человек (которые пониже) в казарме, остальных (в том числе и меня) отправляют в каптерку получать вещмешки и шинели.

Обнаруживаю, что мой вещмешок обчистили: забрали блокнот, часы (которые я, боясь, что отберут, не одел на руку), две банки шпрот, последнюю пачку «ТУ-134». Нас ведут в столовую, где мы быстренько съедаем гречку с мясом (тоже, как и вчерашнее пюре, полужидкую), чай с одним кусочком сахара, пахнущим, почему-то, рыбой, и хлеб (почти белый) с кусочком масла. После завтрака наша новая команда одевается, выходим в курилку, стреляем сигареты. Ждем, когда нас повезут в другую часть – в танкисты мы не годимся по росту. Нас сопровождает другой лейтенант – незнакомый.

Долго идем к железнодорожной станции через лес, потом мимо деревни. Дома – как игрушечные, почти нигде не видно людей. Погода немного улучшилась – дождя нет, но холодно. Идем быстро, ноги у меня горят, начинаю прихрамывать, И чего мне было не научиться дома мотать портянки? Приходим на станцию. Сильно хочется курить. У лейтенанта для нас есть сигареты, ура. Подходит поезд. Садимся в вагон, напоминающий нашу электричку, только с мягкими сиденьями. В вагоне едут три немца, с опаской и интересом смотрят на нас.

Уставившись в окно, все пять часов пути рассматриваю незнакомую страну. На станциях пахнет углем, вдалеке дымят заводы. Уголь – бурый, в брикетах. Он свален в горы возле станций, угольной пылью пропитано все вокруг. Местность равнинная, сосновые леса чередуются с березовыми, мелькают деревеньки, городки. Все очень компактное, похожее на декорации... Наконец выходим на небольшой станции. Долго идем по брусчатке, приходим в часть. Мы уже не реагируем на местных «воинов», сидим в курилке, ждем, что будет дальше. Шутим, что сейчас ещё куда-нибудь поедем. Так и есть: тут мы тоже не нужны. Возвращаемся на станцию, едем до самой ночи куда-то.

Приезжаем в Коттбус, где находится пехотная «учебка». Через тридцать минут ходу, когда мои ноги уже нестерпимо горят, приходим в часть.

Казармы здесь четырехэтажные, внутри на всю длину коридор с рядами дверей: «1 взвод», «2 взвод» и т. д. Здесь только сержанты – «старые». Рядовые, как и мы, «молодые». Я, как только нам разрешают перекурить, иду в умывальник, подставляю ноги под ледяную воду, вытираю их «домашним» полотенцем. Какой-то сержант, бреющийся возле окна, смотрит с интересом на мои ноги и спрашивает, кто меня учил мотать портянки. Я отвечаю, что никто. «Ну-ну, посмотришь, что с тобой через неделю будет» - пророчествует он ехидно. Нам выдают сухой паек – кашу с мясом, галеты. Отводят в бытовку – ужинать (это заодно и обед). Спать нам, оказывается, негде, утром нас опять куда-то повезут

. Может, назад, на аэродром? Может, мы тут не очень-то и нужны? Располагаемся прямо на полу, не раздеваясь, Утром, после завтрака, опять на вокзал. На этот раз едем до самой ночи, приезжаем в Наумбург – место, где находится батальон учебного пехотного полка (вКоттбусе два батальона). Долго идем по ночному городу – уставшие, неприкаянные, замерзшие, город в желтых противотуманных фонарях, которые не очень-то помогают – все в густом тумане. Приходим. Казармы, как и в Коттбусе, всё такое же

. Строимся в одну шеренгу. Сопровождающий офицер уходит. Ждем долго – я оставляю шинель и вещмешок на полу, иду в туалет (у меня есть сигарета). В туалете курят два сержанта. Я прошу спичку. «Ты чего, опух?» - слышу в ответ. «Опух» значит на армейском жаргоне неуважение и наглость. Я, не зная сленга, отвечаю: «Да вроде нет, в отличие от некоторых» (один из сержантов довольно круглый). Тут же получаю в ухо, вместе с объяснением, что так невежливо разговаривать с сержантами не положено. Пилотка шлепается на мокрый пол, я поднимаю её, бормоча проклятия в адрес сержанта, ГСВГ и армии вообще. Выхожу, становлюсь в строй. Покурил... Нам объявляют, что мы будем служить в этой учебной роте и через пол года станем сержантами мотострелковых войск. Служба началась...

1996