Повар.5

Этот парнишка из Киева был до призыва пухлым. Его, наверное, так и звали дома. А в Форст – Цинне, в пехотной учебке, он таял на глазах и был вечно голодным (впрочем, как и все мы). До армии он закончил кулинарное училище, был, наверное, настоящим поваром. Так его во взводе и называли.

Он написал несколько рапортов с просьбой перевести его в хозроту, чтобы быть поближе к столовой, а там, глядишь, и в повара. Мы отслужили уже три месяца, стали втягиваться. Кто как мог, находил возможность «шланговать». Я и мои товарищи Олег Комаров, Игорь Павлухин и Серега Донецкий все время попадали на «тумбочку». Кто за что: я неудачно острил с командирами, Павлухин спал, где только придется, Олег постоянно огрызался а Серега – за все, что только можно. В общем, вопрос: «Кто дневальный?» на третьем месяце службы вызывал в роте не то, что бы смех, но улыбки – точно.

Отношения во взводе уже сложились, каждый уже проявился, все знали друг друга. Подшучивали над Поваром, пугали его «дедовщиной», царящей в хозроте. На все шутки он краснел, пыхтел что-то вроде «еще придете ко мне за сахаром с маслом» и свято верил в свою счастливую жизнь вне пехоты. Наконец-то его вызвали в штаб. Он примчался сияющий, стал готовиться к переводу. Мы обступили его, напутствуя, чтобы не забывал боевых друзей, варил борщ из мяса, не забывал «сладить» компот и толстел на радость маме.

Потом он исчез из виду на какое – то время. Через две недели мы стояли в наряде по кухне. Я попал в маслорезку. Маслорезка – каморка три на три метра, закрываемая снаружи на всю ночь, без туалета, с обрезком трубы в углу (канализация), с двумя столами и в которой мы с напарником должны были до подъема наштамповать масло на две тысячи человек (кружочками диаметром три сантиметра и толщиной полтора) и развесить сахар на те же две тысячи человек (200 грамм на 10 человек). Времени на сон у нас не оставалось

. Сдуру мы налопались масла с сахаром прямо с вечера и через час нас уже тошнило от запаха масла. Утром, как только нас открыли, мы метнулись к туалету, потому что животы уже были «на последнем издыхании». (Малую нужду мы справляли в трубу в углу маслорезки, соответственно к тошнотворному запаху масла и сахара прибавлялся устойчивый запах мочи). В туалете я увидел нашего Повара, который драил унитаз маленькой щеточкой и плакал. Увидев нас, он утерся рукавом, потом попросил сигарету. Перекурили. Форма на нем была вся засаленная, вид – как у героев фильмов ужасов: черные круги под глазами, лицо желто-серого цвета.

Оказалось, он не спит практически неделю, так как после отбоя его на всю ночь отправляют чистить туалет, кухню и пр. А днем он подносит продукты, моет котлы, в общем, спать ему не дают. Его непосредственный начальник, повар-узбек, появился через пять минут, выгнал нас из туалета, ругаясь матом с жутким узбекским акцентом, закрыл за нами дверь и мы услышали характерный звук, какой бывает, когда врезают в челюсть...

Прошла еще неделя. Я «стоял на тумбочке», было около трех часов ночи. Дверь в роту открылась и вошел посыльный из штаба. Он спросил, не приходил ли в роту Опалько из хозроты. Я не сразу сообразил, что это наш Повар. Посыльный рассказал мне жуткую вещь: узбека-повара нашли мертвым и раздутым в закипающем кухонном котле, в котором варят первое блюдо, а Опалько исчез... Утром роту с подъема построили и вместо зарядки отправили прочесывать лес вокруг части – искать Повара.

На завтрак нам выдали сухой паек – столовая была закрыта. Я и еще два дневальных таскали коробки из склада, матерясь на всех поваров, вместе взятых. После завтрака рота напоминала мусорную свалку, так как времени на завтрак дали очень мало. Рота получила плащ-палатки (на улице моросил, как обычно, дождь) и опять ушла на поиски. Мы с ребятами часа два наводили шмон, правда, потом нас целый день никто не доставал.

Вернулась рота к вечеру, все были мокрые, уставшие, злые, как черти. Нам еще повезло – мы, хоть и остались «дневалить» на следующий наряд, были в казарме. Да еще сухим пайком запаслись (за счет отсутствующих – госпиталь, санчасть). Правда, «замок» нас припер к стенке и забрал тушенку, но рыбные консервы и каши остались нам.

Про нашего Повара выяснилось, что ушел он с полным вещмешком сухарей, узбека задушил руками, потом запихнул в котел, налил воды и включил рубильник. Обнаружилось это через час, когда котел уже закипал...

Повара так и не нашли - может, ушел на Запад, может, утопился, кто его знает. В Союз он бы не добрался: две границы...

1996