ТЕРЕНТIЙ ТРАВНIКЪ "ОСЕННИЙ МИНОР"

(печатается в сокращении)

 

Моему отцу, Аркадию Павловичу Алексееву посвящается...

 

“Куда вдоль берега дня ты идешь

В мантии, сотканной из туманов?

Что в рюкзаке за спиной несешь,

Кусты облаков, клекот сапсанов,

Дождь на воде, солнце в зените,

Линии крыш, иль болотную хлябь,

Или печаль по прибрежной раките?

Мне доведется об этом узнать?”

 

«Вечная Память»

 

дерево, масло 1983 г.

 

Моя печаль, возьми меня с собой,

Возьми туда, откуда нет возврата.

И день придет и принесет покой

И мир тебе - достойная награда.

 

... родился и пришел в эту жизнь из небытия, из невидимого, из неведомого.

...рос, воспринимал мир и вот в один из дней своей земной жизни осознал себя здесь, в теле своем и понял, что было начало всему, то начало, которое люди называют рождением, и будет конец всему... - то, что люди зовут смертью. Между двумя вечностями возник мир, мир бесконечно малый, но такой необходимый, мир торжества сознания - это и есть наша жизнь, наша потому, что мы ее чувствуем. Она уникальна, она единственна. Она неповторима в каждом своем мгновении. В это краткое мгновение нам дано все - радость и печаль, усталость и движение, созидание и разрушение, самопознание и забвение, открытие истин и «болото» вредных привычек.

Итак: мы живем - печалимся и ссоримся, суетимся и что-то накапливаем, завидуем и ревнуем, воюем и болеем, делаем ошибки и строим бесконечные планы на будущее...

Или, наоборот - радуемся, заботимся, надеемся, окрыляемся и творим, наполняя свою жизнь чистыми помыслами, надеждой и добротой.

Создав себя такими, почти совершенными (для окружающих), мы, постепенно, приближаемся к своей кончине.

И вот она, смерть - неотступная, властная, закономерная, и она берет свое. Уносит нас в царство теней и не возвращает оттуда уже никогда. Смысл?! Где он? Где оправдание нашим трудам, заботам, ожиданиям? Может быть это дети, рожденные нами в продолжение и наделенные тем же вечным вопросом о смы-ле жизни? Или наши труды, оставленные потомкам для изучения? Эти вечные во-просы, на которые будет ли когда-то ответ?

Есть ли что-то дальше там, за чертой этого бытия? Есть ли жизнь после смерти, и какая она, эта жизнь? Нужна ли она? Может кто-то воспринимает кончи-ну, как заслуженный отдых, как говорят - вечный покой? И тогда нужен ли ему (ей) этот «новый» путь? Но у нас не спрашивают. Да и при рождении в “этот свет” нас не спросили. Появились, прожили, накопили, оставили и ушли. Чем дальше живешь, тем больше смерть принимаешь как естественность. Страх смерти - это удел молодости, незрелости.

Так почему же с годами она (смерть) становится привычной, а порой и желанной? Что с нею начинает в нас говорить?

Усталость? Опыт жизни? Или, может, дыхание того, невидимого мира, в который наша душа отправится после?

Жизнь – это ежедневная подготовка к смерти, это школа умирания. Этому мы учимся через самопознание, и это единственное, чего нам не избежать. «Помни о смерти» - говорили древние. Помни, и тогда твоя жизнь станет осознанной.

...Ночь. Одинокая могила. Торжество вечной памяти, памяти той, которую мы просим у Господа нам сотворить.

Свеча, зажженная никем, тихо напоминает о том, что ничего не исчезает, даже здесь, даже в смерти. Жизнь вечна, она продолжается.

Возьми на себя ответственность за свой краткий земной путь, и будешь благословен в вечном пути на Небо.

 

Работа находится в частной коллекции

 

«Предчувствие»

 

дерево, масло 1983 г.

 

Одинокий монах идет по дороге, восходящей к белому храму, что стоит на вершине горы. Дорога имеет четыре по-ворота. У монаха белый пояс. У храма черный козырек, подобный поясу монаха. Они идут по дороге жизни друг к другу. Движение храма – постоянство, движение монаха – изменение, радение над собой. Картина образует крест, композиция четырех стихий, и каждая подчинена изгибу дороги. Если двигаться от первого изгиба, то сначала начинается вода (бытие). Первый изгиб дороги указывает на воду, второй – на землю, третий – на воз-дух (туча), четвертый – на огонь (солнце). В этой работе заложена основа мировоззрения Тота. Она послужила моим вестником и рождением спустя 7 лет в1990г.

Дорога и облака создают вертикаль, а линия горизонта - горизонталь. В совокупности это крест, где по вертикали идет монах. Диагонали картины создают борьбу и взаимодействие противоположностей. Вода – Огонь (1 – 3) и воздух – земля (2 – 4).

Солнце имеет 9 лучей, завершая числовой ряд. Сакральные моменты вычис-ляются из пропорций. Лучи имеют динамику 4 вниз к земле (квадрат), Три вверх, в Небо (треугольник), Два в стороны – прямая (отрезок) и точка в центре.

Монах идет по дороге во второй линии (линии земли), совершая свой земной путь к небу.

 

«Осенний Минор»

 

холст, масло 1983 г.

 

Поздний вечер и раннее утро соединены дорогой, дорогой времени, идущей слева направо, как строчки письма, написанного в вечность.

В лужах небо, оно тоже есть на земле, и земля его ждет и впускает через слезы воды, лужи – зеркала вечности. Лес - преграда, напоминающая о том, что надо быть бдительным, лес – это жизнь, и до-рога ведет в него, ибо за ним виден храм. Новый путь, новый смысл, новая жизнь, но начало идет с земли. Достижение цели возможно через поиск, труд и печаль. Но храм есть, и он виден, и он рядом. Он зовет к себе, как к оплоту во тьме леса жизни человеков, полной соблазнов.

Если будет путь, то будет и спасение. Дорога не ведет прямо к храму, а призывает входящего найти свой путь, через поиск, самоотречение, стремление и ошибки. Она обязательно выведет к храму, тому, что в нашей душе.

Утро. Пробуждение, освобождение от бремени вчерашнего. Оно имеет право на решение. И вечер. Пора раскаяния. Взгляни на труды свои, они твои. Время усталости и ожидания. День и Ночь со-крыты, к ним ведет эта дорога, дорога Тишины.

Невидимое присутствие человека, ожидание, что он, вернее уже ты, пройдете по дороге и унесете с собой вечную тайну: кто? Откуда? И куда?

Мир равновесия, который сохраняется внимательностью. Осень, звучит груст-ный аккорд прощания, но он предвещает освобождение и полет.

Тишина. Пусть будет тишина. Она наполняет идущего осознанностью.

Путь постижения - пугающий, но зовущий тебя к себе.

 

Работа находится в частной коллекции

 

Выставки: Москва (1984),

Серпухов (1985), Коломна (1985).

«Дисгармония»

 

холст, масло 1983 г.

 

Путь к свету преграждает тень,

На тени, тени лиц, не лица,

А время, острое, как спица

Затуплено о страх и лень.

Кусочек неба со звездой

В тени, пока не растворенный.

 

Искаженные лица, осколки единого образа, не могущие существовать в самостоятельности... До тех пор, пока не соединятся в едином стремлении к свету.

Человек в центре между разорванным небом и разрушенной землей. Все на-страивает на поиск правильного выхода и пути.

Девять частей в картине, последняя – это профиль лица. У всех есть рот, как последняя и единственная возможность прорыва – это слово, умение говорить. Произнося, мы осознаем, на слове основан путь к Великому молчанию. Глаза закрыты, мир однобок, один глаз открыт насильно, но он не видит, потому что в этом нет его воли.

Семья из отца, матери и ребенка не развивается. Женщина повернулась к мужчине и в этом попытка уравновесить мир, она соединена с ребенком, который погружен в мир двусмысленности взрослых. Над отцом небо и неустойчивая земля. Потому что истинная его опора в материи – это его супруга. Ребенок раз-мыт и неярок. Все парит в пространстве, мешая друг другу, и только плавная линия от отца к матери и ребенку дает нам возможность надеяться на соединение в едином, пока потерянном пространстве.

Дисгармония – это брак, а брак – это неосознанный союз двух полов, порож-денный стремлением к совершенству. Но в браке есть Свет солнца любви, Небо надежды и Дух веры. Эти зерна посажены в землю мироздания. Научись расти и понимать свой рост. Это путь для двоих.

 

Частная коллекция

«Несчастный. Сон»

 

холст, масло 1985 г.

 

Зима. Все спит. Тишина. Время, когда время неуловимо.

Колодец-журавль, где соединены четыре стены и одна направляющая линия, приносящаяся человеку воду из глубины знаний. Воду, лечащую, оживляющую, спасающую, как в дни Св. Крещения.

Путь от магии к мистике. От колодца с водой - к другому колодцу, храму, где не будешь алкать вовеки.

Кристалл жизни, замерзшая вода, со-хранившая знания в образе.

Снег дает чистоту ощущениям, прорисовывая предметы, словно тушью на лис-те белой бумаги.

Там, где не замерзает вода, время продолжает течь, спасая от жажды путешественника.

Холод не дает воде уйти в землю. Колодец – это колокол земли, где ведро, слов-но язык, взывает к жизни умирающего от жажды.

Ночь. 0 часов 9 минут.

Первые шаги жизни осуществлены и это начало.

Жизнь продолжается, она копит силы. В храме идет ночная молитва, читается неусыпаемая Псалтырь вечного торжества Бытия Божия. Невидимые души живут в белой зимней ночи. Они свидетельствуют, что от Крещения водой и Духом начинается путь на Небо, в храм, в дом Отца нашего.

Маленький холстик, где все происходит и сбывается. Маленький Зимний холстик – путь самоотречения через Зиму и «узкие врази», через воду к огню, храму Господнему.

Маленький холстик – мир твоих снов и яви, надежды и потерь, печалей и радости. Все, что было, будет и есть – все в нем, замерзло в простой зимней ночи, где нет движения, но есть жизнь, жизнь невидимая и полная внутреннего движ-ния и понимания.

 

Частная коллекция

 

«Иаклий»

 

холст, масло 1986 г.

 

Мир земной тишины наполняет наше сознание. Странное существо стоит в болоте на переднем плане. С него начинается путь каждого из нас, когда в один момент мы вылетаем из детства.

Детство... Когда оно кончается для каждого из нас? Когда?

Детство заканчивается с приходом ощущения смерти, когда кто-то из взрослых нам об этом говорит, и это проникает в наше сердце. Потом это забывается и распускается как печальный лунный цветок в грезах ищущей юности. Именно тогда мы становимся странным бесформенным существом в болоте жизни, ищущем свою точку, с которой можно было оглядеться вокруг. Красные глаза юной страсти. А кочка рядом на берегу, трехгранная призма, встав на нее можно увидеть десять ключей от магии жизни, взять их и открыть невидимую дверь в

прозрачной беседке материи. Вход в понимание, в переход на другую плоскость через грань невидимого. Десять ключей растут рядом как цветы.

 

Первый ключ, он так прозрачен,

Растворен, невидим – воздух,

Можешь ты его вдохнуть

И открыть им первый путь.

 

Ключ второй спасет от жажды,

Он вода, омоет тело

И вернет тебя однажды

На твое благое дело.

 

Третий ключ произрастает на полях,

В лесах и реках,

Он питанье человекам,

Он твой хлеб, он колос жизни.

 

А четвертый – это бег,

Это шаг твой человек,

Ты в движении увидишь,

Как меняется твой век.

 

Пятый ключ в желаньях тела,

Он в огне, что в нем горит

И стремится к наслажденью,

Хоть на случай, иль на миг.

 

Ключ шестой, он в наблюдении

Жизни, что течет рекой,

Ключ открытий и сомнений,

Порождаемых толпой.

 

Ключ седьмой с умом сплетен

И несет твои законы,

Он в анализ их вплетен

В рассуждениях и спорах.

 

А восьмой в беседе с другом,

Он откроет мир любви,

Понимания с испугом,

Что исчезнет этот миг.

Ключ девятый, он в молчании,

Созерцании себя,

Он не терпит пререканий

И исследует любя.

 

А десятый – это тайна

В единении ключей

Он в принятии, в прощении,

В осознании страстей.

 

Все ключи как десять пальцев

На твоих, моих руках,

То награда для скитальцев

И удача в кулаках.

 

Как сожмешь ты свои руки,

Так храни печаль любви

Не от радости, от муки

Ты с печалью в путь иди.

 

Собственность автора.

 

«Театр Мистики»

 

холст, масло 1986 г.

 

«De gustibus non disputandum»

 

Три сущности глядят в четыре глаза, погружая зрителя театра в иллюзию мистики, в ее театр, отдаляя от естественно-го и значимого. Далекая луна проглядывает через отодвинутый занавес сцены, занимая правое пространство видимого. К ней ползет паук с крестом на спине. Символ нервного узла в человеческом теле.

Действие происходит в безвременье.

В центре гений добра, генератор идей, он не мужчина и не женщина, он - начало. Левый глаз сокрыт волосами поэта. В профиль изображен поэт с высунутым языком, он держит его как флаг слова – если он трибун, а если прикушен - то отступник слова. Волосы поэта и вдохновителя одинаковы, это их объединяет и

отдаляет от критика и рационалиста слева. Критик пылает в огне страсти, его волосы горят, он полон сарказма, гнева и обвинений. Руки у всех спрятаны, они должны бездействовать. Они соединены только состоянием.

Генератор в красной одежде – верховный жрец, энергия первопричины, кровь существующих рек жизни. Видна выступающая женская грудь – Alma mater, кормящее начало первообраза. Оно пере-дает импульс в слово. Соединение двух пространств – темного и светлого, холодного и горячего и передача мысли для нас через слово, через поэзию – вершину земного искусства.

Деревянные подмостки сцены – идет спектакль Театра мистики.

На столе яйцо фиолетово–жемчужного цвета и крыса, разбившая яйцо и сама превращающаяся в начало начал. Крыса – хранительница традиций, мудрая, бережливая и знающая. Яйцо – происхождение – знак промежуточности между бытием и небытием.

 

Яйцо – universum – яйцо земли. Оно универсально, в нем тайна и загадка. Яй-цо является девятой бусиной, соскочив-шей с жемчужного ожерелья. В ожерелье 16 зерен – символ начала вызревания из яйца. 8 + 1 зерно – время девяти месяцев вынашивания плода. Железные замки на груди поэта призывают к символу слова - наивысшей форме словотворчества.

Крыса замерла над пропастью, указывая на темную сторону бытия. Яйцо при-надлежит идее, центру и внутреннему свету. Крыса несет очарование и притягательность, но скрывает в себе агрессивность и разрушение. Она открывает для путника дорогу в дом человеков. Над головой критика белое женское тело Венеры Милосской – мрамор без рук и головы. Женщины без права говорить и управлять, с указанием на женскую продуктивность в человеке - живот - образ плодоношения, и грудь – кормления.

 

Женский мир близок к плоти и тлению, тварное пространство низшей материи – дальше разрушение, но из камня, холодного мрамора, как из вазы растет цветок – человеческий череп – конец жизни белой плоти и начало теней и ветров. В каменном теле есть тоже дух, но он далекий и загадочный. Можно ли спорить о вкусах? Здесь нашла свою кончину прекрасная Галатея. За ее спиной горы невиданного и непознанного, она съела этот мир наслаждений и растворилась в белой тишине. Над головой в центре сидит по-пугай – символ повторенной мудрости, обманка и пустышка, его жердочка за-креплена за пустоту, он отвернулся и смотрит одним глазом. Кому он отдает свой обманчивый взгляд, этот шут и пересмешник, поэту или его началу?

Попугай хвостом соединяется в триединстве голов генератора и поэта, уводит их в полет над собственной слабостью. Теперь хорошо виден центр творения, он в небе над восходящим солнцем. Небо и земля на дальнем плане, попугай – маятник часов времени между небом и землей, странное, глупое существо, созданное человеческим умом в наблюдениях за его жизнью. Оторванная душа каменной плоти - режиссер–постановщик Театра мистики.

И вот – добро пожаловать, заходите. Спектакль начинается.

Тема: Все из ничего.

Нравится или нет? Кто же теперь спросит, в театре нет ответов, театр ставит задачи, и первая из них – перелет из света в тень и обратно. Попугай укажет дорогу мысли и разобьется о скалы человеческой непонятости.

Не спорят здесь, а живут в неведении. Есть еще ключ от этого ларца. Он в пере-сечении 7 линий. Ищите их в картине, потому что это - Театр Мистики.

 

Частная коллекция.

 

«Двор. Сушкин Дом на

Мухиной горе»

 

картон, масло 1988 г.

 

Мир, раскрывшийся из детства

Без забот и без потерь,

Воссоздаст тебе то место,

Где откроешь свою дверь.

Свет струится из-за двери,

Возвращая тебе мир,

Путь открытий и сомнений

В дом потерянных квартир,

Где жильцы твоей души

Веселятся от души,

Где прощают все обиды,

Где не верят в силу зла,

И творят благое дело,

Опираясь на слова.

Силу слова ты откроешь

В своей жизни и в чужой,

Так приходит время чести,

И рождается покой.

Возвращаться на круги,

 

Что пошли в твой день рожденья,

Это опыт разрешенья

Трудных мест без самомненья.

 

* * *

 

Так начинается путь каждого из нас

Как в первый...

Иль в последний раз...

 

Мир, исчезнувший когда-то,

Не исчезнул навсегда,

В этом память «виновата»,

Что не хочет помнить зла.

Очищаясь от плохого,

Забывает все и вся.

Где потерянное слово,

Данное тебе любя?

 

Тот, кто помнит свое детство,

Тот счастливее других,

В нем есть путь от места к месту,

Воплощаясь во благих.

.

Косогор, как трудный спуск,

Он бросает нас в низину,

Он дает нам веру, силу,

Открывая часть причины,

Что уносится рекой,

В тот, лишь видимый, покой.

 

В беспокойстве лет грядущих,

Дней и судеб и примет.

Для прощенья встречным сущим

Да исполнится обет,

Данный другу в час, когда

Я почувствовал то счастье,

Что искал потом всегда,

В долгие часы ненастья.

 

Там, под вязом, на траве

Два ребенка испытали

Счастье... Утром на заре

И друг другу слово дали:

Где бы не были мы дальше

В нашей жизни, в трудный час

Не забудем эту радость,

Что открыл нам старый вяз.

 

Дерево на косогоре подарило

Счастье детям...

Да, на всей большой планете

Не сыскать тот дивный миг,

Но хранит его в приметах

Омоложенный старик.

 

Он приводит к месту счастья,

Тех, кто ищет эту нить

Для своей души в ненастье,

Чтоб потом ее хранить.

 

Тропы тайные – не тайна,

Их не спрятать, не сокрыть,

Просто видят их те люди,

Кто готов по ним ходить.

 

Те, кто знает мир движений

В полуслове, в полутени,

Кто живет своей природой,

Видя свет, и видя тени.

 

Кто открыл для слез свой мир,

Кто из слез творит покой,

Для уставших в мире этом

От фантазий над судьбой,

Им на Мухиной горе

Есть отрада в утешеньи.

 

Там стоял когда-то храм

Одигитрия иконы,

Он к движенью призывал,

И на путь благословлял.

Он давал надежду всем,

Кто искал ответ в себе.

 

На горе, где белый камень

Возлежал десятки лет,

Есть для путника приют.

Этот камень, он от храма

Благовещенья, мой друг.

 

Когда тебя печаль настигнет,

Когда не в силах ты начать,

Искать в себе начало жизни,

То приходи сюда алкать.

Замри в закате, в час печальный,

Почувствуй сердцем ноту ту,

С которой пьеса, друг мой дальний,

Вновь зазвучит не в пустоту.

Тем обновиться твоя жизнь

И ты опять начнешь сначала,

Но с новым качеством, мой друг

Идти к себе без пьедестала.

 

Галерея усадьбы Жамочкино.

 

Подарена в частную коллекцию.

«Под Небом Голубым»

 

холст, масло 1988 г.

 

«Мы встретимся снова

Под Небом печальным,

Найдем в слезах радостных

Свой путь и смысл

И даже когда утонем в отчаянии,

Мы возродимся под Голубым.»

 

Есть ли что-то общее в Голубом небе и Голубе Белом, летящем на голубом?

Все, что ищет, жаждет и сомневается живет на чердаках. Чердак – это место под Небом, это там, где ближе всего к небу. Там, наверху, в оторванном от земли мире, рождаются стихи, картины и музыка. Тот, кто жил под крышей, смотря на крыши других домов, это знает. Художники встречаются на чердаках под «съехавшими крышами» своего мировидения. Здесь встреча мужского и женского, красного и белого, Воды и Огня. Здесь зарождается новая жизнь, новая данность.

Загадочно звучит скрипка с чердака, разлетаясь звуками по улицам и переулкам. Не каждый доползет по лестнице «на Небо», небо нашей реальности. Жизнь на своем чердаке, вершине своего миропонимания. Котенок – это ребенок, это плод совместности и каждого в от-дельности. Чайник – символ долгих бесед за столом, встреча новых друзей, идей и сомнений. Окно упирается в пол. Можно шагнуть в небо без препятствий, не перелезая через подоконник. Далекие антенны на крышах, уходящие в туман, как тишина утра, как кресты на погосте.

Лиц у героев не видно. Лиц нет, есть только переживание друг друга, чувствование. Есть только взаимопроникновение.

Жизнь мужчины и женщины в совместном полете – это творчество. Это создание друг друга во имя Божие, во славу Божию. Он стремится к Богу, она стремится к Нему, а значит к Богу. Вот аксиома семейного счастья.

«Под небом голубым сокрыта вся наша Земля, наш мир, наша жизнь».

 

Частная коллекция

 

«Парад Планет»

 

картон, масло 1988 г.

 

Мистерия рождающего человека, его знаковость, его fatum, проникающий в догадках из его неосознанного.

В пустыне жизни парят образы разре-шенности, системы ценностей и цепочки ошибок, продиктованные вибрацией космоса. Маленький человек смотрит с интересом на свой (все разрастающийся внутренний мир). В небе как маяки видны планеты нашего созидания...

Внизу из раковины, насчитывающей пять колен (символ поступательного движения) появляется белая пена (молоко), молоко вечной матери. Раковина, оставленная Вишну, лежит на песке тишины и здесь служит символом вечности и первозданного космоса. Воздушная, молочная пена держит другую форму, женскую матку, похожую на дупло, из которого, как ветви, вырастают сосуды, несущие питание плоду. В ней темно... Если смотреть в обратном порядке, то нижняя белая волна подобна отошедшим околоплодным водам. Внутри, в темном пространстве, застыла обнаженная взрослая женщина, продолжая эффект подобия и символизируя эру рождения человека. Женщина – мать, женщина – родительница, женщина – яйцеклетка. Детализация сделана на ее груди и детородных органах, как на женской предначертанности. Лица не видно, лицо закрыто белым шлемом с десятью черными отметинами и только красные губы про-ступили наружу, как символ женской чувственности. Колпак – символ свободы и, одновременно, слепоты, призывающий женщину следовать гласу интуиции и полагаться на мужчину во всем. Десять черных отметин – это девять месяцев беременности и точка (импульс зачатия), одновременно они символизируют двоичную систему исчисления (1 и 0) и числовой ряд от одного до девяти. Колпак - белый символ чистоты помыслов, но на нем черные пятна первородного греха, возникающие еще в матке. Над головой женщины желтый круг, читаемый как нимб, но в данном случае – это первозданность (яйцеклетка в матке), или солнце жизни. Желтый – символ золота (здоровья) и солнца, освещающего нижние миры небытия. Левая рука руководит женской пространственной зоной.

Героиня облокачивается на край своего лона и раздвигает шторы шейки матки, готовая появиться на свет, а ее правая рука спрятана за тело, указывая на покорность. Также в левой руке она держит астрологический символ «Весов», призывающих всех людей искать гармонию своего пространства и себя во вселенском мироздании, таким образом, напоминая каждому забытую им истину: «По-знай себя и найди свое место во Вселенной».

Вокруг рождающейся в пене мы видим пять цветов, в них произрастают органы и проявления наших чувств, которыми мы познаем мир: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Справа на картине глаза и ухо (со звуковым хаосом). Глаз отражает две стихии огня и воды (теплый и холодный мир, частицу неба в рожденной плоти). К нему подходит ветвь (сосуд) от Alma mater. Глаз открыт, он показывает, что большая часть внешней информации будет воспринята им (лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать).

Ухо нечитаемо на картине как ухо, а больше как слуховой проход, коридор, лабиринт, тайна происхождения звуковой волны. Звук висит на тоненькой ни-точке (струне) и выходит, непосредственно, из первопричины. Поэтому ухо, фиксирующее вибрацию слова, связано с началом бытия.

На пене видна звезда Давида - как со-единение мужского и женского начал.

Слева от героя виден цветок – чаша, из которого воскуривается фимиам, отражая запахи и обоняние, чуть выше – происходит соединение стихий в цветке, призывающее к тактильности и к осязательному процессу. Мир соединения духа и плоти.

Немалое место на картине занимает животное, похожее на свинью, тоже вырастающее из цветка. Оно красного, агрессивного цвета. Это символ плоти, мышечной ткани, белковых структур, пропитанных кровью, символ тела и сексуальной энергии, требующей управления, ибо очень часто она уводит человека в страсть, пороки и грехи. В глубине черных глазниц горит красный огонь оргий и ошибок. Этот цветок корнями соединен со слухом и опирается на зрение, таким образом, секс контролирует мужской взгляд и женский слух. Красный кабан утверждает жизненную силу, которую нужно держать в узде, иначе, выйдя из-под контроля, она подчиниться пороку, необузданности, разврату, цинизму и жестокости. Он выпадает из геометрии окружения утробы, но и касается всего. Без него нет полноты картины мироздания, и он независим и страшен в своей стихийности. На вершине горы утвержденный крест с кругом вечности, пять букв GORYA и стрелка от буквы «0» вниз, как выход из завершенного круга. Рядом парит воздушный шар среди планет, как вечная иллюзия плоти подняться в воздух, и только душа в осознанности своей это осуществляет после смерти. Планеты плохо узнаваемы, кроме Сатурна, который несет на себе печать Судьбы человека, в его сторону и показывает стрелка от буквы «0».

В небе десять птиц, десять отлетающих душ. Красные шары, подвешенные на нитях – суть неделимая единица бытия – атомы, а точнее их проявление – энергия воплощения. Линией горизонта картина делится на «до» и «после», погружая нас в вечное настоящее. Кометы – вестники перемен и знамений, парят в небе. Над головой контура человека – сперматозоида, входящего в жизнь.

 

Частная коллекция.

 

«Гроза»

 

холст, масло 1989 г.

 

Ночь, уводящая в желтый цвет одиночества. Светящееся золото заброшенного пшеничного поля, ветер, молния, освещающая тайны и тишину ночи.

Уходящее солнце отдает тепло старенькой деревенской церкви, хранящей все тайны здешней земли, и дорога, стремящаяся к солнцу. Два света сошлись в споре: свет молнии и солнечный закат. Редкое и тревожное состояние природы.

Два погостных креста, утопающих в золоте пшеницы, стражами стоят по краям дороги. Под левым покоится женщина тридцати пяти лет отроду, Анна, крестьянка, урожденная от Петра, а под правым сын ее, Михаил, от Василия рожденный. Оба убиенные грозой и лежащие дальше от погоста, но в видимости церкви.

Летний вечер, десятый час повечерья. Весь пейзаж утопает в теплых красках тишины. Млечная дорога грозы, стекающая с облаков, растворяется отблесками в мокрой дороге. Все ждут дождя. Скоро первые капли, тяжелые бусины, упадут на землю, прижимая к земле хлебное золото. Все горит, все ждет воды, даю-щей жизнь, все просит омовения. Время нового пришло, время очищения, время утоления духовной жажды.

Где-то за поворотом идет странник. Вот-вот, и он появится из-за деревьев. Он перекрестится на церковь и остановится помолиться на могилах убиенных. Гроза напомнит ему об этом.

Небесный колокол-гром призывает нас к трезвлению и пониманию. Скоро... скоро откроются двери заброшенной церкви, но пока спит сердце, спит душа... Нет, душа ходит по лесам и болотам жизни и ищет понимания для себя. Ищет опоры и ясности, а храм сокрыт с дороги и виден только с поля жизни, в котором лежат убиенные грозой, призывающей обрести душевную ясность. Две дороги: одна к солнцу, другая – к храму. Пришло время сделать шаг...

 

Частная коллекция

 

«Метель»

 

холст, масло 1989 г.

 

Метель случается в природе,

Метель случается в душе,

Когда на струнах непогоды

Играет плач твоих надежд.

И ветер разгоняет мысли

И тучи возвращают стоны,

И просьбы немощно повисли,

Чертя круги печали, словно

От безнадежных дней

Не скрыться, не спрятаться, не убежать.

Метель в душе твоей – убийца,

А не заботливая мать.

 

Кто знает? Все проходит вскоре...

И может день твой впереди,

И не уйти тебе от горя,

Да и от счастья не уйти.

Здесь, где миры соединились,

Здесь храм, сокрытый с глаз пургой,

И одинокий крик совиный,

И многоликий постовой,

Что охраняет путь ко встрече,

К тому, о ком мы только помним,

Простит ли он нам наши речи

И суд свой светлый не исполнит...

 

«Дорога Великой Скорби»

 

холст, масло 1992 г.

 

«Что делать, мы еще не знаем, где знаем, там пока темно.

Зачем живем – не понимаем, когда поймем – уж ямы дно»

.

Жрец в белой одежде, стоящий на переднем плане в облаке своего поля, направляет феномены и состояния природы, хранит память, охраняет человеческое начало.

В центре голова взывающего, покрытая пеленой майя. Скорбные глаза устремлены в себя. Взывающий и молчащий вы-ходит из земли. На его лице печать во-прошения. Он вышел из города Новых миров и Надежд и взывает начать поиск, идти по дороге размышлений и сравнений к поискам ума. В город тупиков и соблазнов. Необходимо отречься от многого, чтобы туда войти. Превращение начинается у входа. Ворота открыты, но войти можно, только отождествив себя с воздухом, с чем-то невидимым и прозрачным. Став на время птицей, белой птицей, зовущей тебя в вечность непознанного. Слева виден храм Луны, а снизу Стигма – буква-метка. Справа от жреца вход в город Геометрии – четыре фигуры с возвращением в круг, в форму совершенства, одновременно фиксируют спадающую фазу Луны. Четыре ступени ведут вверх, основы изометрической глубины, основы сторон счета. Справа кирпичная кладка с охраняющим сверху зодиакальным Раком, хранителем домашнего очага.

На переднем плане семь шаров, соединенных цепью. Это семь дверей человека, впускающих в него информацию.

Семь шаров соединили в себе ступени познания - семь возрастов человека,

семь столпов мудрости, семь цветов, семь нот, семь категорий абсолютной оценки. Семь - это пропускная способность нервной системы человека, определяющая объем человеческой памяти.

Жертвенно завязаны семь узлов - семь планет на нити мироздания.

Справа на картине шесть распустившихся цветов вьюна, символизирующих сотворение мира, красоту, трудолюбие, знак пространства - вверх, вниз, назад, вперед, налево и направо.

В центре жрец, хранящий покой. Он говорит в безмолвии. Он призывает пройти путь вразумления, дабы, познав его, отказаться от него.

Испив печаль от ума, обрести радость сердца.

 

Частная коллекция.

 

«Натюрморт с Лампой»

 

картон, масло 1993 г.

 

Четыре предмета бытия:

Сосуд с живой водой,

Сосуд с мертвой водой,

Лампа, дающая свет идущему, и кружка, утоляющая жажду познания.

Оранжевый на зеленом...

 

Исцеляющий цвет, подобно солнцу, он указывает на мужскую природу. Наполняет нас изобретательностью, смелостью, действием.

Переходит в цвет бессмертия, цвет мироздания. Призывает нас к равновесию, балансу и гармонии.

Натюрморт с Лампой - символ циклического обновления человека и мира. Соединение духовного и физического уровня.

 

«Не помню...,но было порой золотой

Бежал от себя, но вернулся собой...»

«Время Тишины»

 

картон, масло 1994 г.

 

Одинокий крест, стоящий у обочины дороги.

 

«На кургане милом

Посади цветы,

А в ногах рябину,

Добрые мосты.»

 

Осень, тишина. Смерть, приходящая ко всем.

Для каждого откроется время Тишины. Время, где не будет уже Времени, а будет Вечность. Каждый день жизни – это шанс. Это возможность найти, обрести и понять – это так.

В чем возможность дня нашей Жизни? Кто-то скажет, что строить, создавать, рожать, открывать новое. Да, это так. Но есть главное, о коем многие не знают или не помнят. И главное – это раскрытие себя, созидание своей души для Бога. Главное – это ежедневное раскаяние в плохом, это сорадость во Благом.

Три красных яйца на могиле, как ягоды плачущей рябины. Символ окончания жизни и одновременно начала нового восхождения к Богу.

Береза белая, молодая, новая, радующая своей девственностью.

«Белый голубь с лету садится...». Он находится над крестом в небе, соединяя две вечности – Неба и Земли.

Дух Святой исполняет и наполняет все сущее.

Дорога рядом с могилой. «Оглянись, Уходящий – не правда ли, все совершен-но?»

Пришло время Осени – время подведения итогов, встреча себя с Собой. Это время живет в нас при жизни и при смерти. Оно есть всегда. Это место прохождения середины маятника часов при их ходе. В этой картине нет смерти, в ней только Жизнь, вечная жизнь.

Вечный странник, лежащий ногами к дороге. Ищущий ответы на вопросы, за-данные к самому себе. Для каждого на-ступит время тишины. Его надо знать, чувствовать и помнить о нем. Жизнь – есть подготовка к смерти. Только постоянно думая о смерти, размышляя о ней – живешь в полную силу, в поиске себя в Боге и себя в себе.

 

Частная коллекция